27 августа 2024 - 23:32
Мариловна и синичка. Наталия Елизарова
Катя, надув губы, вышла во двор и встала спиной к подъезду. Подумаешь, не убралась в комнате. Ну и что? У Кольки, вон, всë время на полу и носки, и пакеты какие-то валяются. Эка невидаль — чашку не помыла. А Колька тарелки стопками складывает и так до вечера и оставляет, пока мама с работы не придëт. А она всего лишь игрушки в ящик не собрала, кофточку с пола не подняла и сок пролила, а мама сразу в неë обидным немытым словом: "Грязнуля!" Сначала она хотела зареветь, но ей же уже почти семь — несолидно, поэтому Катя только сильно-сильно зажмурилась, развернулась к двери и побежала на улицу. А тут солнышко... Вон маленькая Танька из тридцать восьмой квартиры в песочнице играет, а Женька из сорок пятой — на велике катается. А ей что солнышко… Мама-то её не любит совсем. Вон, грязнулей обозвала. Из-за какой-то чашки с соком.
Из-за угла дома показалась соседка с первого этажа, Марья Гавриловна. Мариловна, как звали её дети. Шла она медленно, прихрамывая и опираясь на деревянную палку, которая стучала по асфальту.
Когда Мариловна поравнялась с Катей, девочка вежливо сказала:
— Здравствуйте!
— Здравствуй, Катенька! Что это ты невесёлая такая? Случилось что? —спросила пожилая женщина.
Губы у девочки задрожали, ведь ей так хотелось излить кому-то свою обиду на великую несправедливость, но она продолжала молчать.
— Обидел тебя кто? — увидев стоящие в Катиных глазах слëзы, снова спросила соседка.
— Мама! — вдруг громко крикнула девочка. — Мама обидела!
— Мама? — удивилась Марья Гавриловна. — Ну это совсем беда. Рассказывай уж, посижу с тобой, а то стоять-то мне тяжело.
И потянув за собой Катю к скамейке, женщина села напротив.
— Я из садика пришла, меня Колька забрал, — начала, тараторя и захлëбываясь словами Катя, — кофточку сняла и на пол кинула. Стала в куклы свои играть, домик достала, разложила одëжки. Налила сок, куклам в домик поставила — он пролился немного. А потом телевизор включила с мультиками, так до прихода мамы всë и осталось. А она мне сразу: "Грязнуля!"
А я и кофточку подняла, и чашку на кухню отнесла, а она меня не любит совсем...
Слëзы обиды текли по пухлым щекам девочки.
— А ты маме сказала, что ты это случайно в игре забылась и больше так не будешь?
— Нет, я ничего не сказала, я обиделась и ушла.
— Обиделась... Ушла... Так всю жизнь не пробегаешь. Мама-то в жизни одна даётся. И она тебя любит, просто пытается воспитывать, чтобы ты хорошим человеком выросла, аккуратным, внимательным.
Смотри, какой день сегодня хороший, солнечный.
— Обычный день, — Катя огляделась. — Таких много.
— Много да немного. Я вот давно на свете живу и тоже думала, как и ты, что всë успеется. Обижалась. Расстраивалась. Не ценила время. А пока ты здесь дуешься, время-то утекает.
— Марь Гавриловна, что это Вы надо мной смеётесь. Оно же не жидкое, как ему утечь?
— А вот так... — женщина показала глазами на ветку стоящего рядом дерева. — Видишь синичку?
Птичка со своим "дзинь-дзинь" перелетела на ветку поближе, словно для того, чтобы девочка еë получше рассмотрела.
Катя успела разглядеть жëлтый пушок на грудке и маленькую подвижную головку, как птичка упорхнула дальше петь свою солнечную песенку.
— Видела?
— Что?
— Время. Вот они и упорхнули от тебя — минутки этого золотого дня.
— Ну будут же другие!
— Да, другие будут, а этих уже не вернуть.
И сейчас у твоей мамы минутки, когда она переживает, что дочка еë убежала обиженная неизвестно куда. Катя опустила голову.
— Ну как ты могла подумать, что мама тебя не любит?
Девочка молчала. Дверь подъезда открылась.
— А вот и Елена, — Марья Гавриловна кивнула Катиной маме. — Беги скорее.
Катя обернулась, побежала и уткнулась в мамино платье.
— Я не грязнуля.
— Я знаю, Катенька. Пойдём домой, а то куклы твои ещё не ужинали, тебя ждут.
