Совсем маленькой мне пришла однажды мысль: надо бы завести любимое число. Как я до сих пор жила без любимого числа, непонятно. Обкатав на языке все цифровые наименования первого десятка, я остановилась на слове "шесть". Оно было самым красивым.
– Сколько тебе ложек сахара? – спрашивала мама, наливая чай, и я, храня верность "своему" числу, отвечала:
– Шшэсть…
Любимая цифра в моем исполнении звучала достойно. Но никаких шести ложек мне не давали.
Мама частенько брала меня с собой на работу, она преподавала русский язык, а я сидела за последней партой и рисовала. Молча сидела, даже старалась не петь песенок, но маме всё равно что-то не нравилось, и в следующий раз по дороге к ней мы свернули в солнечный коридор, где белая дверь, а на двери – моя любимая цифра. Дверь открылась: комната за ней тоже солнечная. Повсюду книги. Я никогда не видела раньше столько книг.
– Здравствуйте, Алла Ильинична, – сказала мама женщине, которая сидела за столом. – Вот, привела вам…
К Алле Ильиничне я стала заходить часто. И с мамой, и одна – когда начала учиться в той школе. Мы брали книжки, тоненькие, малышовые, в мягких обложках – подклеивали порванные страницы, аккуратно прорисовывали стёршиеся от времени буквы заглавия. В конце лета получали новые учебники, пахнущие свежей бумагой и типографской краской. Ставили им библиотечные штампы.
– Алла Ильинична, дайте что-нибудь почитать! – просила я.
Она смотрела внимательно, думая, примеряясь, потом в её руках появлялась книга. Я приходила домой, раскрывала – перед глазами вспыхивали кадры захватывающей чужой жизни.
Потом начала выбирать сама, блуждая в ущельях между стеллажами, где было тихо и стоял запах переплётного клея и книжной пыли. И вот однажды – однажды туда зашёл Васька Паклин.
– Тебя, Криницына, нельзя в библиотеку пускать! – заявил он.
– Почему? – прошептала я.
– Книги воруешь!
Он ушёл, унося программного "Дубровского", а я стояла у стеллажа, и кто-то колотил изнутри кулачками в грудную клетку.
Алла Ильинична не ограничивала географию книжных путешествий. Я забредала в районы, предназначенные отнюдь не для шестиклассниц. И даже такие углы находила в школьной библиотеке, куда вовсе не ступала нога человека. Мой читательский формуляр невероятно распух. А формуляр Паклина был совсем тонким. Но тогда казалось, что это не важно.
Он женился на втором курсе института, позвонив мне и спросив:
– Ты не против?
– Мне-то какое дело?
С тех пор от книг меня ничто не отвлекало.
Самое любимое: походы в книжный магазин после получки. Мама настояла, чтобы я раньше заходила домой, чтобы хоть часть денег оставить сохранными в ящичке, куда и отец всегда складывал зарплату, где и сама она хранила свои скудные учительские рубли. А потом – потом я летела в книжный. Он был как библиотека моего детства, только больше, и книгу оттуда ты уносил навсегда.
И вот там я увидела этот сборник. С виду совсем обычный, в синей обложке. В моих руках он разломился, как пирог, и я прочла:
Снег такой, как будто поле
Спьяну встало на дыбы.
Снег такой, что даже стоя
Задыхаюсь от ходьбы...
Невольно посмотрела в окно – за ним, и правда, мчался снег.
Сборник стал жить у меня. Много вечеров мы провели с ним вместе, но до того прихода Лерки, подруги, я и не знала, что такое на самом деле эта книга. Или нет... Сначала не Лерка – сначала Васька Паклин пришёл.
Васька Паклин пришёл без звонка, зато с ананасом.
– Чаю? – я растерялась и от растерянности понесла чушь:
– Хотя какой чай, ананасы положено шампанским запивать!
– Я принёс, – кивнул Васька и полез в пакет.
Бутылка открылась бесшумно – только лёгкий дымок пошёл из горлышка. Разлили, выпили, и Васька как-то сразу оказался около меня, начал целовать, одновременно расстегивая под кофточкой лифчик. И родителей, как назло, дома не было. Вот, думаю, и сбылась мечта идиота.
Мечта идиота – это особая категория мечты. Во-первых, она совершенно несбыточна. Во-вторых – сбывается, несмотря на это. В-третьих, несмотря на то, что сбывается, счастья не приносит, а приносит одни неприятности. Всё это крутилось у меня в голове, пока я пыталась сопротивляться паклинскому напору.
Ба-бах! – мы вздрогнули: я, полураздетая, и энергичный Васька. Оказалось, это синий сборник упал с полки и теперь лежал, раскрывшись, на полу. Паклин отцепил, наконец, от меня свои лапы, наклонился, поднял – взгляд его при этом скользнул по странице. Скользнул, задержался на ней… Какое-то время Васька стоял, замерев, потом захлопнул книгу и сказал, не глядя:
– Криницына, ты… это. Неси, что ли, твой чай. А вообще… Знаешь, не надо. Пора мне.
Закрыв за Васькой дверь, я бросилась к поэту. Если книгу подержать в руках и резко распахнуть – она откроется на той самой странице, где её читали в последний раз. Я совсем уж было собралась так и сделать, но что-то меня остановило. Не то, что испугалась, а просто поняла: не надо.
А Лерка – Лерка пришла позже, в субботу. Она всегда в субботу приходит. И мама нам с ней поставила, как всегда, графинчик своей наливки.
– Слушай, Машка, какая ты молодец, что не замужем! – заявила Лерка, и, потянувшись, сгребла синий сборник с тумбочки. – Ни забот, ни хлопот. Давай, за тебя! – Лерка выпила и уставилась в книжку.
Тут я почему-то занервничала. Не знаю. Томик на Леркиных коленях вдруг показался чужим. Праздничным и каким-то, что ли, молодцеватым.
– А ко мне, – безразлично сказала я, – тут Васька Паклин приходил...
– Да ну! А с женой он что – развёлся? Понятно, студенческий брак! Они самые непрочные.
– Приходит, такой, с ананасом, с шампанским… А потом, когда уходил, телефон мне свой оставил! Сказал: звони обязательно, Машка, как я вообще жил без тебя столько лет?
И на томик, на томик глазами. А он – ну, что с ним будет? – лежит.
– Во-от! – Лерка воодушевилась. – Глядишь, замуж выйдешь! Наконец-то. А то переживаю всё время за тебя... Давай: за любовь! Слышь, а хорошая книга. Можно, почитаю возьму?
Я не маньяк, нет. Я не фанатик. Любую книгу – кому угодно, пусть читают, люди должны делиться друг с другом радостью. Но вот этот стихотворный сборник… Не могу. Не отдам и всё. А Лерке – особенно. Лерке, с её длинными ресницами и серёжками-колокольчиками – Лерке тем более не отдам!
– Ты знаешь, я его сама ещё не дочитала!
Очень скоро Лерка (она была разочарована или мне показалось?) засобиралась домой. У порога пригласила:
– Теперь вы к нам!
Это её обычная прощальная формула. Но на сей раз словечко "вы" меня приятно согрело.