Поход в читальню всегда был связан с комплексом определённых мероприятий, которых я с удовольствием предвкушал, входя во внушительный подъезд Центральной библиотеки.
С детства я побывал во многих подобных заведениях, ибо получить хорошую книгу на дом практически было невозможно.
Вот я и пропадал допоздна в читальнях, проглатывая Бальзака за Достоевским и Дюма за Мопассаном. Работники читален уже знали меня и, увидя, разумеется, чертыхались, т.к. кому охота торчать в зале из-за одного посетителя.
Прошлый мой «поход» увенчался мимоходным знакомством с приятной девушкой, кстати, тоже с нашего института, с геологического факультета. Её лукавая улыбка заманила меня сегодня сюда, в этот проливной дождь, в надежде встретить её и закрепить знакомство.
Тогда мы вместе вышли, и когда я уже предвкушал длинные проводы новой знакомой, она неожиданно резво сбежала по лестнице и исчезла в темноте ночи.
Сегодня передо мной стояла глобальная задача — отыскать её и, чтобы она не исчезла снова, сделать ей... предложение... на свидание. Но, главное — это позаниматься. А как же!
Я прошел зал туда и обратно, но не заметил ни одной пары озорных глаз. «Неужели не пришла чертовка», — с досадой подумал я.
Просидев без толку около двух часов я, «устав» от занятий, решил пройтись по вестибюлю, представляющему собой шикарную «танцплощадку». Заглушить мое грустное настроение я решил посещением музыкальной комнаты. Этим визитом я обычно заканчивал пребывание во «Дворце книг».
Я заглянул в окно: противный дождь продолжал хлестать улицу. Холл классической музыки был небольшим по размеру, но уютным, с отдельными столиками, с радиолами и наушниками для индивидуального пользования. Я чаще приходил послушать классику, чем заниматься противными предметами, упорно тормозящими совершенствование моих интеллектуальных познаний.
К своему удивлению, я не обнаружил на полке ни «Шехерезаду» Римского-Корсакова, ни Мендельсона с его первым скрипичным концертом. Служительница кивнула головой в центр холла: «Спросите у посетителя, возможно что-то уже освободилось».
«Не могут же использовать одновременно два диска на одной радиоле» — резонно подумал я и направился к радиоло-слушателю.
Тронув его за плечо, я с изумлением увидел повернувшиеся ко мне знакомые озорные глаза. От неожиданности сюрприза я чуть было не подпрыгнул от радости, но чувство цивилизации, присущее мне с детства, удержало меня от этого мальчишества.
Но тут я сглупил, упрекнув девушку идиотским вопросом: «Где Вы пропадали?».
Она, нисколько не смутившись, ответила, что она сидит здесь больше часа и что «Шехерезада» бесподобна, но слушать её надо не в этих анти-стеснённых условиях.
«В пампасы!» — хотелось крикнуть мне в порыве восторга встречи. Вокруг все уже зашикали и неодобрительно крутили головами, явно намекая, что наше присутствие здесь нежелательно.
Добрая служительница глазами указала мне на дверь.
«Мы же мешаем», — громко прошептал я девушке, неосторожно-близко нагнувшись к её ушку.
Запах её волос и близость нежной кожи нежно обволокла меня. Я почувствовал начинающийся приступ головокружения.
Не знаю, что я шептал ей ещё, но сквозь туман чудесного восприятия, понял, что процесс шептания затянулся. И вот тут я проявил огромное чувство самообладания, когда мужественно отпрянул от любительницы классики. Вокруг раздался всеобщий вздох облегчения.
Я оглянулся на слушателей, уже давно превратившихся в зрителей. Напряжённость их поз говорила о больших переживаниях за нас. Они дружески улыбались, но, в то же время, просили взглядами освободить холл. «Бежим!» — панибратски предложил я, забыв, что на улице хлещет дождь.
«Бежим» — весело откликнулась новая подружка, сверкнув глазами и прихватывая на ходу свой зонт. Какое-то бесовское настроение вынесло нас наружу. Мы выбежали, беспричинно хохоча и нарочито стуча по лужам. Промчавшись по лестнице, мы на секунду приостановились, чтобы сориентироваться, куда бежать дальше. Решение пришло к обоим одновременно и немедленно: «куда глаза глядят!» Что мы с удовольствием и сделали.
Сумасшествие действий внезапно налетело на нас, и никакой дождь, и, я думаю, никакой ураган и торнадо не смогли бы остановить нас в этот весенний пасмурный вечер. Совершенно случайная встреча, не консультируясь с нашим мнением, сломала барьер благоразумия, веками накопленный нашими предками, и понесла нас в безумие молодости. Моё место под девичьим зонтом оказалось лучше всех чудес света. Я бы не променял его ни на какие Бермуды, а тем более на всякие Сочи. Мы панибратски хлопали по дождю, а он, старый хрыч, стрекоча от удовольствия общения с юными безобразниками, ещё больше усиливал свою деятельность, стараясь замочить нас «насквозь». Но он, безмозглый, не понимал (или наоборот, понимая), что его зловредные действия были мне как раз «на руку»: я ещё ближе прижимался к спутнице, стараясь жадно вдохнуть «её» как можно больше, с запасом «на потом».
Тем временем наши ноги оказались умнее наших голов и привели нас на бульвар, а куда, собственно, мы могли деться без него.
Найдя свое место в этом волшебном царстве любви, мы вдруг затихли, как два набедокуривших подростка. Как бы восполняя пропущенные пробелы знакомства, она тихо прошелестела свое имя.
А я, покраснев в темноте за свою тупость, запоздало назвал свое.
Зонт продолжал свое магическое действие — сближение ещё недавно не ведавших друг о друге двух существ, волею судьбы загадочно оказавшихся именно здесь, в этом месте и в это время, в пространстве нашей планеты.
Мы стояли, затаив дыхание, наслаждаясь торжеством таинственности нашего знакомства. Дождь, сыгравший в этом не последнюю роль, что-то бубнил, подбадривая нас, но мы не слушали его провокационные нашёптывания — мы наслаждались тишиной ночи и предчувствием того большого, что стояло на пороге нашего будущего. Я, сначала нерешительно, а затем более целеустремлённо, стал искать встречу с мечущимися, как два бесёнка, глазами русалки.
И когда в этой молчаливой борьбе я победил и встретил их тут рядом, глаза в глаза, то в туже секунду почувствовал, что сердце действительно сжалось, как в множестве описанных стихами и романсами любовных переживаниях.
«Так значит это правда! — неосознанно подумал я. — Неужели все то, что я считал романтическими бреднями — правда? И этот бешеный стук, рвущегося наружу сердца — реальность? И затуманенное сознание, и дрожащие руки, и устремлённые, ищущие своих «подружек», губы — все это повторилось и во мне, насмешнике и нигилисте...»
Дальше я уже потерял нить мышления и, теряя рассудок, не по-советски, впился в Ёе губы.
Защита от спама reCAPTCHA Конфиденциальность и Условия использования
