— Из-за изнурительных тренировок ее руки стали рельефными, тяжелыми. Я часто наблюдал за ее тренировками тайком, и каждый раз линии ее тела заставляли волноваться меня. И все же сейчас, вспоминая ее, я представляю ее легкой, воздушной, — тяжело вздохнув.
— Она вскружила вам голову? — с насмешкой в голосе сказал я, давая понять, что не нахожу занятными истории пленения подкаблучников.
— Она вскружила бы голову кому угодно, — с ухмылкой на лице сказал он, высокомерно бросив взгляд на мой внешний вид, словно намекая на стоимость костюма. — Но ее голову вскружить мало кому удавалось, — вновь улетая в свои мысли.
— Получается, вы тот самый из многочисленных героев, которые отправлялись в поход, чтобы добыть ее сердце и руку, — не смирившись с его оценивающим взглядом, — но потерпели неудачу, — подытожил я, считая себя победителем в батле проявления высокомерия.
— Знали бы вы… — с серьезной миной на лице встал он и пристроился за спинкой моего стула, чем меня немного смутил. — Ох, да, вы правы, мой любезный друг, — похлопывая меня по плечу, громко смеясь, словно пытаясь разбудить медведя из спячки.
После длинных разговоров о таинственной танцовщице я решил прогуляться по ночному городу. Фонари как всегда жили своей жизнью: сегодня горел только один около моста.
— И на этом спасибо, — сказал я вслух, укутываясь в пальто.
Издалека я заметил силуэт человека, который шел к мосту. Из-за мерцаний света фонаря я сразу не приметил, что это была девушка в пышном платье до колен, а в руках у нее было что-то непонятное.
— Да какая разница? Я всего лишь прогуливаюсь, — сначала завертелось в моей голове, и все же природное человеческое любопытство взяло верх надо мной.
Я замедлил шаг, чтобы лучше разглядеть ее, и попутно пытался найти объяснение своим действиям.
— Вовсе не безопасно в такое время девушке одной разгуливать по городу, — придумал я себе оправдание, но все же я был не совсем уверен в честности своих замыслов, совершенно не уверен.
Раздумья снизили мою бдительность, что она уже сидела у края моста, болтая ногами.
— Она прогуливалась босиком? — недоумевал я. — Может, она из лазарета сбежала, — не снимая глаз с нее. — Точно, умалишенная.
Я уже было решил подойти к ней и уберечь ее от сумасбродных действий, как она начала обуваться.
— Ух, отлегло, — глубоко выдохнул я, — не умалишенная, это уже хорошо.
Она встала, и только сейчас я заметил, что это не обувь, а самые настоящие пуанты.
— Балерина! — сам того не ожидая, вскрикнул я. — Нет уж! Хватит с меня историй про танцовщиц! Не поведусь! — махнув рукой, решил я развернуться и прогуляться в другом месте. — Можно подумать, что мне негде разгуляться! — Мои недовольства лезли через край.
Сделав несколько шагов, я решил все-таки вернуться обратно на мост и понаблюдать за ней еще какое-то время.
— Это всего лишь танцовщица, — еле заметно краснел я. — Всего лишь танец. Ничего не произойдет, — высоко подняв голову, уверенной походкой я вернулся на мост.
Она показалось мне худой, но ее массивные длинные руки и ноги ввели меня в ступор, и я невольно пощупал свои руки. Под мигающим светом начался ее танец. Я думал, что это всего лишь танец, но каким глупцом я был.
Ее плавные движения напоминали мне приливы воды, а ее каждое вращение приближало луну, отчего ее лицо озарялось волшебным свечением. Меня начало бросать то в жар, то в холод от изгибов ее худого, но мускулистого тела. Дуновением ветра ее волосы распустились, и теперь ее вращения казались еще более пленительными. Она остановилась, поднимая голову и руки к звездному ночному небу, я невольно начал любоваться ее шеей, а после и ключицами с манящей на порочные мысли родинкой. Все мои мысли были прикованы к ее телу, а цвет моей кожи превратился в розовую кожу младенца. Она обернулась. Я начал ощущать себя безнадежно влюбившимся молодым пареньком, а не тридцатишестилетним, потрепанным жизнью мужчиной. Она была как первая любовь: волнующая, трепещущая, согревающая, ранимая… Мне было уже все равно, даже если она увидит меня. Я начал тонуть в ее миндалевидных ясных глазах, которые так нагло, надменно смотрели на меня. Она была рядом со мной, и я понял это только тогда, когда услышал ее голос, напоминающий первый день весны с мелкими каплями дождя.
— Это всего лишь танцовщица, — прямо смотря мне в глаза своими ехидными глазами, сказала она.
На следующий день я вновь увидел в кабаке своего собеседника, можно сказать брата по несчастью. Я так и хотел, чтобы он присоединился к моему столику, надоедая мне рассказами о своих былых любовных историях, и, чего таить, послушать про танцовщицу.
— О, мой любезный друг, — садясь на стул, — не думал увидеть вас снова. — Сделав глоток из моей рюмки, с которой я игрался продолжительное время, выжидая его.
— Это была балерина? — сходу спросил я. — Я вот о чем думал, — соблюдая хладнокровие, — наверное, такие плавные движения могли быть характерны только балерине, — деловитым тоном профессора завершил я свою мысль.
— Нет, — сказал мой собеседник, — не только балерины, — сделав еще один глоток.
— А, да… — ощущая впервые такую эйфорию от слова «нет». — Я-я-я-сно, — добавил я, пытаясь скрыть искрящуюся улыбку в глазах и на лице.